Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Пишет  Bitter Taste:

Нашим вторым половинкам посвящается...
Мы фанатеем, а они в это время...



читать дальше

Сегодня любимая принесла домой диск с новым сериалом. «Сверхъестественное». Вроде ужасы. Должно быть интересно.

Ничего интересного и уж точно ничего ужасного. Кроме разве что главных героев. Вот уж поистине кошмар. Таким хлюпикам и пяти минут против матерой нечисти не продержаться.

Странно. Уже второй час смотрим, как эти чудики колесят по Америке, а они все еще живы. Ах да, это же сериал… в первой серии никто не умирает. Вы только не говорите этого тем эффектно поджаренным на потолке блондиночкам.

Черт бы подрал этот сериал! Из-за него пропустил футбол, новости и прогноз погоды с аппетитной ведущей! Любимая отказывается отдавать пульт, на просьбы и угрозы не реагирует и как-то странно улыбается. Пришлось выкручивать пробки и насильно укладывать спать. Уже с закрытыми глазами заявила, что будет смотреть все пять сезонов. Начинаю волноваться.

Волновался не зря. После очередной серии и выпитого залпом пузырька корвалола любимая заявила, что смотреть эту муть в одиночестве боится, поэтому я буду сидеть рядом и морально поддерживать её, и Чука с Геком за компанию… Нет? Чипа и Дейла? Ах, Сэма и Дина! Конечно, конечно! Я так сразу и подумал!

Полдня учился различать главных героев. С девяносто четвертой попытки запомнил, что длинный ботаник – это Сэм, а кривоногий бабник – Дин. Теперь главное не перепутать.

Заценил Динову тачку. Хороша зараза. Но все равно пылящийся в гараже горбатый Запорожец, доставшийся мне в наследство от деда, пораритетнее будет.

Любимая стала часто улыбаться. Она теперь всегда улыбается, когда этих придурков видит. Ей, наверное, тоже смешно с того, как по-идиотски они всех спасают.

Замечаю, как в квартире происходят непонятные вещи. На стене в спальне появился плакат Винчестеров. Из кухни пропала соль. Странно.

Соль нашлась сама собой. Равномерно рассыпанная по всем подоконникам и под дверью. Я чего-то не знаю?

После двух часовой лекции я знаю все! Призраки бояться соли, оборотни – серебра, демоны – заговоренного Кольта, Дин и Сэм – папу Джона, а все они вместе взятые - Эрика Крипке. Осталось только выяснить, что это за демон, и почему я в упор его не помню.

Сериал – зло! Сегодня в панике закрылся от его пагубного влияния в туалете. Любимой так понравился обряд изгнания демонов с использованием латыни, что она решила испробовать его на мне. Думает, что после её завываний я перестану разбрасывать по квартире носки. Наивная.

Хорошо, хорошо! Я перестану разбрасывать носки! Я даже сам буду их стирать! Только пусть она прекратит! Как же я хорошо понимаю демонов! Да я уже прописаться в аду готов, если мне смогут гарантировать полное отсутствие там Винчестеров и всего, что с ними связано. Исключение только для AC/DC. Их даже подпевающий не в такт Дин не испортит.

Папа Джон все-таки не дожил до пенсии. Пью на радостях пиво. Любимая назвала меня бесчувственным животным и заперлась в спальне. Рыдает.

Пришлось идти на жертвы, чтоб не допустить слезного потопа. Теперь на рабочем столе моего компьютера торчат братья Винчестеры. Особенно настораживает Дин. Уж очень хитрая у него физиономия. Зато любимая перестала плакать и назвала меня очешуенным пупсиком. Теперь плачу я.

Потихоньку приспосабливаюсь к новой жизни. Кот мне сочувствует, но едва заслышав: «Двадцать два года назад…» прячется под диван. Предатель.

Проявляю себя в народном творчестве. Завтра приезжает теща. Готовлюсь - рисую на полу ловушку. Бобби уверяет, что против нечестии работает железно. Особенно в сочетании со святой водой. На кухне есть три литра. Должно хватить.

Теща выдержала нашу чумную компанию всего три часа. Одурев от обилия восторгов из уст обожаемой дочурки по поводу Сэма и Дина, она похлопала меня по плечу, пожелала мужества, терпения и засеменила к входной двери. Мама! Не уезжайте!

Принесли посылку. Пять футболок с Винчестерами и кружка с Импалой - для любимой, коврик для мышки - для кота Барсика, а счет за все это безобразие – мне! Кто пустил её в Интернет???

Заклеиваю боевые раны. Получил по лбу тапком. Не сдержался и злорадно заржал, когда Сэм замертво рухнул в грязь из-за предательского удара ножом в спину. В следующий раз буду умнее. Спрячусь в туалете и уже там с чувством, толком и расстановкой буду целый час горланить: «Так тебе и надо!».

Любимая без остановки твердит что-то о фандоме, фанфиках и таинственном Крипке. Вникать особо некогда. На работе новый начальник. Подозреваю, что вампир. С приветом от Дина подумываю оторвать ему голову.

Сожрали с Барсиком на двоих последнюю пачку Вискаса. Обеда нет уже второй день. В квартире траур. Кажется, кто-то из Винчестеров опять склеил ласты. К чему рыдать, не понимаю, все равно ведь оживет. Гад.

Верчу в руках диск с четвертым сезоном. Думаю о вечном. Хочу к маме.

Воскрес, сволочь! Из Ада выдернули! За что? Нет, вы скажите, что я ему плохого сделал? Любимая рыдает уже от радости и молится на Крипке. Ясно. Обеда опять не будет. Пойду хоть погуглю, что это за хрень такая «крипке». А то рискую помереть с голоду в полнейшем неведении.

Узнал страшную вещь. Крипке и есть та цитадель зла, из-за которой я уже второй месяц схожу с ума. Это он всю эту ересь про охотников придумал. Хорошо, что у меня нет американской визы. А то руки так и чешутся, ему пару килограммов соли по стратегическим местам организма распихать.

А старина Эрик горазд курить запрещенные смеси. Винчестеры теперь старательно отбирают лавры спасителя человечества у Брюса Уиллиса. На дворе Апокалипсис. Уж не знаю, переживу ли?

Могу и не пережить. Если еще раз услышу, как истерично любимая пищит при виде еще одного свалившегося на мою больную голову чудика. Он называет себя Ангелом Господним, строит глазки Дину и носит бежевый плащик. Убейте меня.

Посолить и сжечь… Посолить и сжечь! Крипке, CW, Винчестеров, Импалу. Хотя, Импалу можно оставить. А Винчестеров все равно сжечь! И их припадочных поклонников, которые не только смотрят, но и пишут!

Любимая приперла меня к стенке и заставила читать фанфик, который отрыла в сети во время обеденного перерыва. Сцепил зубы и стал читать. На пятнадцатой странице до меня дошло, что я читаю нечто явно нетрадиционного цвета. Почти упал в обморок, но любимая заявила, что это называется «слеш» и он на фандоме очень модный. Ну-ну… Папы Джона на вас всех нет!

Защищал имущество и кота от разъяренной любимой. Заработал синяк. Оказалось, подлец Крипке сделал из Сэма наркомана. И мелкий под девизом: «Укуситься и забыться!» теперь дебоширит во всю. Обиделся. Он дебоширит, а синяк мне.

Звонила теща, спросила: «Ну как?» Горько вздохнул в ответ. Почти все печати сорваны, почти все ногти изгрызаны. Ни обеда, ни секса нет уже неделю. Начал разучивать секретные приемы: щенячьи глазки от Сэма, губки бантиком от Дина, секси голос от Кастиэля, кепку от Бобби, чтоб вернуть любимую в лоно семьи. Не помогает.

Собрался уходить жить к другу, но не успел. Сэм выпустил Дьявола. Потираю руки в ожидании чуда! Наконец-то им хоть кто-нибудь за меня наваляет по-крупному.

Сегодня лицезрели Люцифера. Князь тьмы, князь тьмы… Да с такой рожей только в порно сниматься! Пока любимая переживала за судьбу Сэма и пересчитывала веснушки Дина, с горя решил это самое порно и посмотреть... Заметил знакомое лицо. Ну что тут скажешь, такому мужику не стыдно Апокалипсис доверить.

Нашел под кроватью распечатку обсуждений последних серий. Оказывается, всю заваруху затеяли ангелы ради семейных разборок. Вот и верь теперь пернатым! То-то любимая грозилась выщипать пассатижами пару сотен перьев особо противному ангелу. В Дина и Сэма кто-то должен войти. Боюсь читать дальше, а вдруг опять слеш?

В честь торжественного вылета Кастиэля из небесного курятника под крылышко Винчестеров любимая устроила праздник. Наевшись от пуза, мы с Барсиком пересмотрели свое мнение насчет пресвятого бухгалтера. Он неплохой чувак…

Прямо на моих глазах сгорела последняя более-менее симпатичная тетка в сериале. Даже не удивился. Они там все дохнут со скоростью света. Кажется, начинаю понимать, почему фанаты так усердно пропагандируют слеш.

У сериала перерыв. Я кайфую.

Любимая мается дурью. Смотрит клипы, клепает в фотошопе картинки, начала писать фанфики. Пока была в душе, решил почитать. Кто так пишет! Кто так пишет! Дорогая, поди-ка сюда! Выбиваешься из канона... Непорядок. Следующий фанфик сочиняем вдвоем!

- Ты не сделаешь это, Сэм!
- Еще как сделаю! – шепотом ответил тот.
- Ты не посмеешь!
- Еще как посмею!



читать дальшеСэм Винчестер ерзал на сиденье Импалы, предвкушая Страшную Месть. Именно так. С большой буквы. Нет, Сэм Винчестер не был злым, не был коварным и злопамятным, не был он и тем, кого называют «мелкими пакостниками», но Месть должна была свершиться. Того требовала справедливость. И красные уши Сэма Винчестера.
Почему красные? Да потому вчера после школы старший брат Сэма семнадцатилетний Дин их надрал.
Не сильно, но весьма чувствительно. Честно говоря, если бы Сэм так не выкручивался и не отбивался, все прошло бы значительно легче. Но подумайте сами, каково это, когда тебя тянут вверх за уши на глазах у одноклассников! И кто!!! Школьная знаменитость и твой старший брат по совместительству!
И главное, Сэм ни в чем не виноват! Совсем! Вот ни капельки! И не надо валить все на день рождения! Подумаешь! 13 лет – не тот возраст, когда можно драть ухи! Пусть и любя и с самыми лучшими побуждениями. Да еще время выбрал – после школы, когда все классы толпой вывалили на улицу. Идешь ты, значит, довольный, гордый своей А за работу по биологии, представляешь, какие тебя ждут подарки… А к тебе со спины подкрадывается этот лось, хватает за уши и начинает тянуть вверх, приговаривая: «Расти большой, Сэмми!» И так 13 раз! Это какие ухи выдержат!
Одноклассники чуть со смеху не померли!
Его бы так! Тем более что ему как раз подрасти бы и не мешало! Сэму 13, а он почти догнал 17-ти летнего брата.
Сэм покосился на сидяшего рядом с отцом Дина. Ничего, ничего. Погоди еще годик, увидим, кто кому будет уши драть! А пока…
Папа высадил сыновей у школы и укатил по своим делам.
Винчестеры торчали в этом городишке уже четвертый месяц, поэтому братья успели обрасти приятелями и завоевать кое-какую репутацию.
Старшеклассники группками стояли на школьном дворе, обсуждая свои дела. Сэм заметил одноклассников брата, среди которых была и первая красавица школы Тэсса Стоунер, из-за которой у Дина в первый месяц несколько раз происходили стычки с местными мачо. Дело в том, что Тэсса с первого дня положила глаз на симпатичного новичка, что, конечно же, не понравилось ее прежним ухажерам. Но когда стало ясно, что напористый красавчик еще и неплохой парень, а, кроме того, не собирается задерживаться здесь надолго, конфликт сошел на нет, и Дин отлично вписался в новый класс, завоевав репутацию «крутого чувака».
Вот на эту репутацию и решил покуситься обиженный за надранные уши Сэм.
- Ладно, топай, - Дин подтолкнул брата в плечо по направлению к школе. – Отец за ним не приедет, так что дождись меня после уроков.
- Ладно.
Сэм отошел на несколько метров и обернулся. Дин уже поприветствовал всех своих приятелей и теперь стоял, обнимая за талию Тэссу, которая прижималась к нему всем телом, не забывая бросать внимательные взгляды по сторонам, чтобы убедиться, как завидуют ей остальные девчонки. Многие бы сейчас хотели оказаться на ее месте.
Самое время.
- … а в бар нас не пустили! Представляешь. Этот громила на входе сказал, что у нас поддельные удостоверения, и он сдаст нас копам, если мы не уйдем!
Дин вполуха слушал треп рыжеволосого прыщавого Брайна, думал, какие же мелкие и детские проблемы у его одноклассников, не забывая при этом прижимать к себе Тэсс. Смазливое личико, отменная фигурка и ни капли мозгов. Как раз то, что нужно, чтобы скрасить тоскливые дни в этом тоскливом городишке. Репутация, что б ее!
- Эй, это к тебе!
- А? – Дин очнулся от невеселых мыслей и обернулся.
Прямо перед ним стоял Сэм.
- Случилось что?
Дин немедленно встревожился.
- Ну?! Говори!
- Дин, - смущенно протянул младший. – Я вспомнил…
- Что?
- … что забыл поблагодарить тебя за вчерашний вечер!
- ЧТО? – средний Винчестер несколько обалдел. Он уже черт знает что подумал, а младший пристает с такими глупостями. Да еще на глазах у дружков! – ладно, ладно. Ну забыл, черт с ним. Дома поблагодаришь, - пробормотал он, хватая брата за плечи и разворачивая лицом к школе. – Топай, звонок скоро.
- Нет, Дин! – подозрительно звонким и торжественным голосом возразил Сэм и очень ловко вывернулся из рук старшего. – Я должен тебя поблагодарить! Ты такой… такой… замечательный! Добрый! Заботливый! Никто не знает, какой ты на самом деле! Знаете, - Сэм повернулся к одноклассникам брата, которые обступили их, навострив уши. Не каждый день с «самого крутого чувака» в школе срывают маску. – Он вчера испек мне изумительный торт! Правда! А какие он мне рассказывает истории перед сном!
Одноклассники захихикали.
- Ты что несешь??? – полузадушенным шепотом прохрипел Дин, чувствуя, как стремительно начинают пылать щеки. - Мотай отсюда.
- Дин, ну зачем ты так? Ты же не такой. Ты же самый лучший брат на свете! Я тебя так люблю! Так люблю! Я тебя сейчас…
- ЧТО????
- Я тебя ПОЦЕЛУЮ!
- Не вздумай! – выставив перед собой руки, Дин попятился от надвигающегося на него рехнувшегося мелкого.
- Дин, ты же тоже меня любишь, - на физиономии Сэма играла почти зловещая ухмылка.
- Что в тебя вселилось? – шипел старший. – Кристо!
- Не поможет, Дин! Иди ко мне, дай мне тебя поцеловать.
- Ты не сделаешь это, Сэм!
- Еще как сделаю! – шепотом ответил тот.
- Ты не посмеешь!
- Еще как посмею!
- Мне еще учиться в этой чертовой школе!
- Мне тоже!
- Ах вот оно что! Это месть!
- Это Страшная Месть! – Сэм снова возвысил голос. – Ну обними же меня, братишка!
Дин уперся спиной в школьный забор. Дальше отступать было некуда. Ну не драться же с мелким на глазах всей школы! Кроме того, поганец уже почти догнал его в росте, а приемчиков знал ничуть не меньше.
- Дин, - неожиданно послушался требовательный голосок Тэссы. – Немедленно поцелуй брата. Это так миииило!
О Боже! Только бы не стошнило! Ну, мелкий, вечером тебе все аукнется!
Дин обреченно закрыл глаза.
Звонкий ЧМОК, кажется, слышали все на площадке. Дин торопливо вытер мокрую щеку рукавом и втихаря погрозил вредному братцу кулаком.
- Крууутой мачооо, - тоненьким голоском пропел кто-то за его спиной и послышались смешки.
Сэм торжествующе усмехнулся. Ему плевать, что будет вечером, до конца учебного дня его брат проходит «пуффыстой пусей» и «лапочкой»! А если повезет, то и до самого отъезда!
Страшная Месть свершилась.

Название: Первый снег
Автор: airad
Фандом: RPF
Жанр: пре-слэш
Рейтинг: R
Герои:дженсен, джаред
Время действия: во время съемок второого или третьего сезона. .
Дисклаймер: герои не мое и денег не получаю .

читать дальшеДженсен долгое время сидел в полном квартирном одиночестве на диване, устремив неподвижный взгляд в выключенный экран телевизора. За окном из серого цементного неба падали на землю хлесткие потоки холодной воды, а из динамиков лилась не громкая лиричная музыка. В компьютере стояла функция случайного выбора, но песни почему-то всегда попадались грустные и излишне сентиментальные. Дженсен даже не знал, что такие мелодии есть у него,-вот, что значит давать сестре ноутбук на время..
«I will always love you»- начала Уитни Хьюстон и Дженсен закатил глаза.
«Голубее не бывает»- буркнул он себе под нос, не выдержав, поднялся с дивана и поставил свой блок песен -cтарые добрые рокеры, никаких сантиментов.
Когда он вернулся обратно на свое насиженное место, петь начали Nazaret:
“Love hurts….” –затянули они, и Дженсен страдальчески сморщил брови.
И рокеры туда же.
Это все вина Джареда. И Дженсена тоже. Зачем Джаред наклонил голову, и почему Дженсен приподнял свою?
Ведь у них была договоренность еще с середины первого сезона. Не официальная, конечно. Просто правильная оценка тревожных звоночков: легких улыбок, взглядов из под опущенных ресниц, излишне панибратского, почти интимного общения.
Это был не явный разговор. Они сидели в кафе, расслабленные от горячего шоколада и пирожных со сливками, шутили о съемках, и Джаред смотрел на него слишком интенсивно, не отрываясь ни на что другое. Дженсен поймал себя на том, что так же бесцеремонно разглядывает Джареда, его подбородок, мочку уха, прядь волос на лбу, краешки губ, изогнувшиеся в улыбке. Будто лицо Джареда увеличилось неимоверно и заслонило все кругом, как бывает, когда….. Дженсен моргнул, отгоняя наваждение.
_ Мы слишком стары для экспериментов,- произнёс он внезапно и на секунду всё внутри него сжалось в тугую пружину: вдруг Джаред спросит о чём он? Не поймет? Но Джаред лишь нахмурил брови, серьёзно рассматривая его, затем улыбнулся и произнёс:
- Ну, может, только один из нас..
-Урод, - запустил в него салфеткой Дженсен, тоже улыбаясь. И всё в одно мгновение опять стало нормальным.
После этого они флиртовали друг с другом, твёрдо зная, что ничего такого не последует.Разыгрывали томные сценки перед друзьями, а потом смеялись над их лицами.Не стеснялись шуток с сексуальным подтекстом. А один раз, в шумной девичьей компании, пытались посмотреть гейскую порнуху , но не смогли продержаться дольше десяти минут- их сложило пополам от хохота. Всё было легко и непренуждённо.
До вчерашнего дня.
Дженсен вздохнул и потёр виски, вспоминая вчерашний вечер.
Ведь они держались два года ,пока неудачное стечение обстоятельств не привело их к … соприкосновению кожного покрова губ.
Почему не было народу в месте, где всегда толпа, как на рынке?
Почему пахло сиренью, когда почти зима на улице?
Почему бутафорское сердце валялось на земле, хотя ответственный за реквизит трясётся над каждоё каплей фальшивой крови?
Почему Дженсен шутливо не оттолкунул Джареда, когда тот, споткнувшись о муляж, отшатнулся и придавил его всем телом к какому-то трейлеру?
Они стояли так и смеялись, не делая попыток разъединиться. Потом смех утих, и они просто смотрели друг на друга, как тогда в кафе. Затем – приподнятый подбородок, наклон головы и прощай легкость и непринуждённость общения.
Теперь Дженсен сидел на диване и не знал, что делать. Нужно было пойти к Джареду, поговорить. Но Дженсен уже предвидел возможное развитие событий: стук в дверь, пиво, диван, они близко и… и..
Дженсен вскочил с дивана и закружил по комнате. За окном дождь лил, как из ведра, небо было серее серого - самая замечательная погода для сомнений, страхов и ковыряний заживших ран.
Почему, почему он не пошутил, не сгладил момент? Какое-нибудь небрежно фыркнутое «грязный домогатель» - и не было бы этого болезненного воспоминания о мягких губах, тёплом дыхании у самого рта, россыпи мурашек по всему телу …
Чёрт, чёрт, чёрт…
Дженсен распахнул окно, глубоко вздохнул , пытаясь успокоить бешенный стук сердца и из-за дождевого шума поначалу не услышал осторожный стук в дверь.
Дженсер на мгновение замер перед дверью, прежде чем открыть её.
Джаред приподнял руки, - по бутылке в каждой-, будто в жесте «я пришел с миром».
Бутылки пива были необычными, не такими, как они пили всегда. Пряно- оранжевый цвет, иностранные слова на ярко-жёлтой этикетке. Джаред всегда подбивал его попробовать что-то новое и неизвестное в ресторанах, барах, на съёмках. На секунду взгляды их встретились, и Дженсен кивнул, отошёл в сторону, пропуская Джареда внутрь.
Закрыв дверь, он кинул взгляд на диван, мотнул головой, взял бутылку у непривычно молчаливого Джареда и , подойдя к окну, сел на край широкого длинного подоконника. Джаред немного помедлив, сел напротив него. Здесь было лучше слышно звук дождя, чем музыку в комнате.
Они сидели так, не глядя друг на друга, пили пиво, закинув ноги на подоконник, слушали звук падающего дождя, пока он не изменился. Звук стал другим. Дженсен вытянул руку в окно.
-Это снег,- удивленно произнес он.
Хрупкие новорожденные снежинки таяли на его ладони, оставляя мокрый след.
- Теперь это снег,- тихо подтвердил Джаред, задумчиво, сосредоточенно разглядывая Дженсена. Пальцы его крепко сжимали горлышко бутылки, застывшее у его подбородка.- Знаешь, я люблю снег.
Дженсен рискнул посмотреть Джареду в глаза. Бутылка замерла на полпути к губам. Время опять остановилось, как… как похоже теперь будет всегда, когда они зацепятся взглядами.
- Я тоже,- улыбнулся краешком губ Дженсен. Он ненавидел холод, а воспоминаний о снеге в Канаде с лихвой хватило бы на все его будущие зимы, но они ведь не о снеге здесь говорили?
- Хорошо,- кивнул Джаред. Всё тело его расслабилось, а глаза потеплели.
Дженсен чуть вытянул ноги, так, что теперь они касались коленками, и улыбнулся усиливающимуся снегопаду.

Всегда нахожу себе причину чтоб откосить. По любому поводу и от чего угодно. Ай, нельзя так.

читать дальше

Нэнси Спанджен
Nancy Laura Spungen

Дата рождения:
27 февраля 1958
Место рождения:
Филадельфия, Пенсильвания, США
Дата смерти:
12 октября 1978 (20 лет)
Место смерти:
Нью-Йорк, США
Нэ́нси Ла́ура Спа́нджен (англ. Nancy Laura Spungen, 27 февраля 1958, Lower Moreland Township, Филадельфия, Пенсильвания, США — 12 октября 1978, Нью-Йорк, США) — подруга басиста британской группы Sex Pistols Сида Вишеса. Является предметом многочисленных споров среди историков музыки и фанатов Sex Pistols.
Биография

Нэнси Спанджен родилась 27 февраля 1958 года в Пенсильвании в еврейской семье, принадлежавшей к среднему классу. Отец Фрэнк был коммивояжером и брокером[1], мать Дебора владела магазином органической пищи «The Earth Shop» в городке Дженкинтон.
[править]Детство и юность
Проблемы в жизни Нэнси Спанджен начались уже с момента рождения: девочка появилась на свет недоношенной (на седьмом месяце)[2] в полуудушенном состоянии, с пуповиной, затянувшейся вокруг шеи узлом. Острый цианоз потребовал немедленного и полного переливания крови. По воспоминаниям матери, «в изоляторе она напоминала маленькую ветряную мельницу, дико вращая руками и ногами». Чтобы осуществить переливание, пришлось младенца связать. Врач отмечал, что это редкий случай: обычно дети в таком состоянии выглядят сонными[1].
Через восемь дней родителям было разрешено забрать дочь домой. Несколько дней спустя мать заподозрила, что с дочерью вновь что-то не так. «Кричат все дети, но она кричала беспрерывно», — позже писала Дебора Спанджен в автобиографии «And I Don’t Want to Live This Life». Уже в трёхмесячном возрасте девочке были прописаны большие дозы фенобарбитала, но та продолжала проявлять гиперактивность, исходила воплями без видимых причин и страдала бессонницей. Доктор реагировал на всё это лишь увеличением доз прописанного препарата[3].
К двухлетнему возрасту Нэнси начала заикаться и при этом стала атаковать — вербально и физически — как членов своей семьи, так и незнакомых людей; такие приступы агрессивности случались с нею по нескольку раз в день. В трёхлетнем возрасте родители впервые посетили с дочерью психотерапевта. Тот пообещал, что «с возрастом это пройдёт»[1]. Один из диагнозов, «визуально-моторное несоответствие» (motor visual discrepancy) означал, например, что девочка впоследствии не могла, например шить: отсутствовала координация между зрением и движениями рук[1]. Между тем, проведённый в четырёхлетнем возрасте тест на IQ показал, что Нэнси обладает высокоразвитым интеллектом и находится на уровне развития среднестатистического семилетнего ребенка. В школе она была переведена в четвёртый класс по окончании двух, минуя третий[3].
Музыку Нэнси открыла для себя в девятилетнем возрасте. Побывав на представлении «Hair», Фрэнк и Дебора купили пластинку с записью мюзикла, которую дочь слушала, сидя на полу, непрерывно. Вскоре её любимыми исполнителями стали The Doors, The Rolling Stones, Дженис Джоплин и Led Zeppelin; все деньги, выдававшиеся родителями на карманные расходы, она тратила на покупку пластинок. К десяти годам любимым чтением девочки стали журнал Rolling Stone, книги Сильвии Плат, Дж. Д. Сэлинджера, Курта Воннегута и Ф. С. Фицджеральда[3].
При этом Нэнси проявляла агрессию по отношению к младшей сестре Сьюзен и брату Дэвиду, нападала на мать с молотком во время ссоры[источник не указан 144 дня]. Кроме того, Дебора вспоминала, что дочь крайне болезненно воспринимала любые перемены; например, раздеть или одеть её уже было серьезной задачей. Когда девочке было 10 лет, семья переехала из Филадельфии в пригород, и «такое изменение перенести было уже не под силу»[1]. Нэнси легко устанавливала с людьми первый контакт, но почти сразу же отношения портились. Друзей у неё не было; Дебора в автобиографии вспоминала, что однажды обнаружила на входной двери записку, в которой соседская девочка просила Нэнси не приближаться к ней и называла её «ведьмой». Нэнси страдала галлюцинациями и необъяснимыми припадками, начинала вдруг рвать на себе волосы, а однажды погналась с ножницами за няней, угрожая убить её. Посещения психотерапевта прекратились после того, как она атаковала и его.
Родители пытались обращаться к учителям, но те «только разводили руками. Таким детям негде найти помощь», — говорила Дебора. Проблемы Нэнси, по словам родителей, усугублялись именно её высоким интеллектом; всё было бы намного проще, будь она умственно отсталой. Когда девочке было одиннадцать лет, психотерапевт прописал ей препараты, от которых у нее начались галлюцинации. Однажды, после вызванной ими бессонной ночи, Нэнси вышла из класса, покинула школу и больше туда уже никогда не возвращалась[3].
Буйные приступы продолжались; в среднем каждый месяц девочку увозили на скорой[1]. В 1969 году лечащий врач в своём отчете предположил, что его пациентка, возможно, страдает шизофренией, и что ей требуется неврологическое обследование. Однако после того, как обследование было проведено, врачи решили не сообщать результаты родителям, а просто выписали девочку из клиники, объяснив, что ничем ей помочь не могут. Нэнси (у которой были расширены зрачки и учащён пульс) подвергли проверке на предмет употребления наркотиков, а когда следов их в организме обнаружено не было, прописали торазин и направили в Филадельфийский институт психиатрии (Philadelphia Psychiatric Institute) — как было обещано, в подростковое отделение. Но когда на следующий день родители приехали навестить дочь, выяснилось, что та заперта в палате с престарелыми женщинами [1].[~ 1]


Вскоре после того, как был сделан этот снимок, одиннадцатилетняя Нэнси покинула школу и больше туда не возвращалась
Первые признаки улучшения её состояния стали наблюдаться в Коннектикуте, в школе Glenholme для детей с психологическими проблемами; здесь она сбросила лишний вес и впервые проявила способность заводить дружбу со сверстниками. Однако вернувшись после летних каникул, Нэнси обнаружила, что здесь сменился директор (она называла его «dumb f*g bastard»), число учеников увеличилось вдвое и от дружеской атмосферы не осталось и следа. Нэнси снова стала вести себя агрессивно, у нее развилась мания преследования. Осенью 1971 года тринадцатилетнюю девочку перевели в Devereux Manor High School, где учились подростки 14-18 лет. В тот же вечер она позвонила домой и рассказала о том, что вокруг неё сплошные наркоманы, после чего сбежала из школы и на попутках добралась до своего дома в Хантингтон Вэлли. Когда родители позвонили в школу, чтобы сообщить обеспокоенным (как они полагали) учителям, что с Нэнси всё в порядке, выяснилось, что в школе вообще не заметили исчезновения ученицы[3].
Несмотря на то, что школа (за которую семье приходилось платить по 1000 долларов в месяц) оставила у родителей негативное впечатление (Дебора считала, что девочки там действительно употребляли запрещённые препараты), было решено вернуть дочь обратно — прежде всего, ради проводимых там курсов психотерапии. Однажды, вернувшись домой на День благодарения, Нэнси призналась сестре, что сама стала — и употреблять наркотики и воровать; последнее обстоятельство не укрылось от глаз и самой матери, которая после одного из визитов дочери обнаружила пропажу обручального кольца. В начале 1972 года Нэнси позвонила домой, а после того, как никто не поднял трубку, вскрыла себе вены ножницами. Вскоре было проведено новое неврологическое обследование. Оно не позволило поставить какой-либо определённый диагноз, но врач предположил, что состояние девочки обусловлено родовой травмой[3].[~ 2]
В начале 1973 года Нэнси снова сбежала из школы; три дня спустя её обнаружили в нью-йоркском портовом терминале, на автобусной остановке, и вернули в Devereux High. Вскоре после своего пятнадцатого дня рождения девушка вскрыла себе вены бритвой. Жизнь её удалось спасти чудом: врачи говорили, что если бы она попала в больницу на пять минут позже, всё было бы кончено. Несмотря на всё это, школьные власти позволили ей закончить школу: это произошло в апреле 1974 года. Нэнси поступила в Университет штата Колорадо в Боулдере, откуда была исключена через пять месяцев после того, как попыталась — сначала передать краденое имущество, а потом купить марихуану у переодетого агента ФБР. Согласно полицейскому предписанию она вынуждена была покинуть Боулдер незамедлительно[3].
Нэнси получила права, но дважды разбивала машину; после того, как мать не позволила дочери в очередной раз сесть за руль, та разбила руками окно, едва не отрезав себе палец, и была отправлена в психиатрическую клинику. Пока дочери не было дома, Дебора, занявшись распаковыванием её вещей, обнаружила среди них шприцы и ложки. Стало ясно, что её дочь — наркоманка. Вскоре из клиники пациентку отправили домой, отказав в лечении; с этих пор Нэнси Спанджен психиатрической помощи не получала[3].
[править]В Нью-Йорке
В январе 1975 года Нэнси устроилась в магазин одежды, но была уволена уже на следующий день; с этих пор её интересовали только музыка и наркотики. Утром и днём она слушала музыку, вечером с подругами отправлялась в филадельфийские рок-клубы. Поскольку наркотиков требовалось всё больше, приходилось воровать или заниматься продажей наркотиков. Вскоре она стала полноценной групи; о своих сексуальных похождениях рассказывая сестре. Её первой группой была Bad Company. Участники Aerosmith, получив от Нэнси сексуальные услуги, вздумали поджечь её; она согласилась, они — передумали. Однажды весь состав Pretty Things и всех их рабочих сцены она пригласила в родительский пригородный дом на Ред Барн Лейн. При этом агрессивности в её поведении не убавилось: после того, как Нэнси пригрозила привести «друзей из мафии», чтобы разгромить дом, Фрэнк и Дебора решили, что сделали для дочери всё, что было в их силах, и предложили ей отправиться искать отдельное жильё[4].
В декабре 1975 года Нэнси въехала в свою новую квартиру на нью-йоркской Уэст 23-стрит, в квартале от отеля «Челси». Поначалу дела шли неплохо: мать во время своих визитов обнаруживала холодильник полным, дочь — здоровой и жизнерадостной; слушала рассказы о её намерениях найти работу в рок-журналах. Действительно, в те дни Нэнси опубликовала несколько заметок о панк-роке — в частности, рецензию для New York Rocker о концерте The Heartbreakers, группы, которая ей тогда особенно нравилась[5].
Вскоре, однако, звонки домой участились; Нэнси невнятно жаловалась на жизнь и на то, что её никто не любит, просила у матери денег[4]. Затем в начале 1976 года Нэнси нашла себе новое увлечение: познакомилась с Дебби Харри и The Ramones, стала участницей нью-йоркской панк-сцены, сдружилась с известной групи Сабел Старр, тогдашней подружкой Джонни Cандерса. Некоторое время Нэнси была близка с Ричардом Хеллом, затем — с Джерри Ноланом, участником New York Dolls и затем The Heartbreakers. Позже Нолан утверждал, что не имел с ней интимной близости: «Мы были просто друзьями. Я уважал её и она мне нравилась, потому что она была в числе тех немногих, кто понимал музыку группы»[5], — говорил он.
После того, как Дебби Харри собственноручно перекрасила ей волосы, Нэнси сообщила родителям о том, что нашла себе работу: стриптизёрши в клубах на Таймс-сквер. Одна из подруг вспоминала позже, что в это время Нэнси подрабатывала и проституцией, в частности, в публичном доме; это обеспечивало ей доход, позволявший сесть на героин окончательно[4].
В мае того же года Нэнси решила покончить с наркотиками; она прошла курс лечения метадоном и полностью очистилась. Однако уже через месяц она снова была на героине и в какой-то момент едва не стала жертвой передозировки: её спас Ланс Лауд, известный телеведущий, живший по соседству. После чего она вновь начала метадоновый курс, а в ноябре 1976 года решила присоединиться к друзьям, прежде всего, Джерри Нолану, направлявшимся в Лондон, к своему девятнадцатому дню рождения очистившись окончательно. В марте 1977 года Нэнси Спанджен вылетела в Великобританию.
[править]Отъезд в Лондон и возвращение
Через несколько дней после прибытия в Лондон Нэнси позвонила матери и восторженно ей сообщила, что познакомилась с Sex Pistols («Это величайшая группа в Англии!»). У неё появились собственные творческие планы, связанные, в частности, с возможностью собрать женский панк-коллектив и отправиться на гастроли. Этот проект не осуществился, и она вернулась к героину, в телефонных разговорах с матерью жалуясь на то, что никто её не любит, друзья не желают её видеть и ей приходится спать в машине[4].
Внешние видеофайлы
Видеоинтервью 1978 года
Нэнси объясняет корреспонденту причины ухода Сида из Sex Pistols
Нэнси: Сид, пожалуйста, проснись. Потому что — ну совершенно же не поймёшь, то ты там бормочешь, ты и сам себя не понимаешь. Мы же сами позвали их; значит, тратим его время — поэтому давай дадим ему хорошее интервью.
Сид (вяло): Ну, ты-то знаешь, что я хочу сказать?
Нэнси: Знаю ли я? О том, почему ты решил уйти? Да, знаю. (Обращаясь к корреспонденту) Все были за Сида. Я хочу сказать, Сид был — ну, не знаю, видели ли вы какие-нибудь концерты, Но Сид — он же просто сиял на сцене, а Джон был — ну никакой, понимаете, просто уже не хотел ничего, не собирался входить в форму. Ужасно выглядел, одевался... не слушал никого; понимаете, Сид пытался говорить с ним, снова и снова и снова… (умолкает, теряя интерес; на мгновение придвигается к камере и раздвигает перед ней бёдра… затем, иронически): Может, ещё и поцеловать их вместо тебя (посылает камере воздушный поцелуй...)?
Оригинальный текст (англ.) [показать]
Нэнси и Сид в Пиндок Мюьс, Лондон, Англия. Интервью было снято Лехом Ковальски вскоре после распада Sex Pistols и вошло в его фильм «D. O. A».[6]
После того, как её отверг фронтмен группы Джонни Роттен[7], Нэнси начала преследовать басиста Сида Вишеса; между ними сложились прочные близкие отношения. Летом пара вселилась в квартиру матери Сида Энн Беверли в Далстоне на северо-востоке Лондона; однако отношения с последней у Нэнси не сложились; вскоре они с Сидом переехали в отель, затем решили подыскать себе квартиру, а в конце августа 1977 года вселились в дом номер 3 на Пиндок Мьюс в районе Майда Вэйл[4].
К февралю 1978 года, после распада Sex Pistols, Нэнси приобрела известность: несколько раз она являлась в суд по обвинениям, связанным с хранением наркотиков; жёлтая пресса начала создавать из Сида и Нэнси образ «Ромео и Джульетты из Преисподней». Между тем, в панк-сообществе к ней сложилось крайне негативное отношение. Малкольм Макларен вспоминал:
Когда Нэнси Спанджен вошла в мой магазин, это было — как если бы доктор Стрейнджлав наслал бы эту свою ужасную болезнь специально на Англию, выбрав для этого специально мой магазин… Я испробовал все средства, чтобы её — или переехала машина, или отравили, или похитили и отправили бы морем в Нью-Йорк…[7]
Оригинальный текст (англ.) [показать]

«Если я назову её чудовищем, то — вовсе не по какой-то особой злобе. Это было человеческое существо, нацеленное на саморазрушение, которое вознамерилось увлечь с собой <в могилу> столько людей, сколько было только возможно. Нэнси Спанджен была совершеннейшим Титаником в поиске своего айсберга, и уж гружёной она желала быть — под завязку»[4], — говорил Джон Лайдон. Ему вторила жена Нора: «Она была запредельно разрушена и порочна. Я ни на секунду не сомневалась в том, что девчонка задумала медленно покончить с собой. Этим, собственно, она мало отличалась от других героинистов. Вот только — уходить в одиночестве она не желала. Ей захотелось прихватить с собой Сида»[7].
Около месяца Нэнси и Сид провели в Париже, где проходили съёмки фильма «The Great Rock’n’Roll Swindle». По возвращении в Лондон Нэнси решила стать менеджером своего бойфренда. Решив, что именно в Америке их ждёт успех, 24 августа 1978 года Сид и Нэнси вылетели в Нью-Йорк, где сняли номер в отеле «Челси»[4].
[править]Возвращение в Нью-Йорк
Дебора, не видевшая дочь полтора года и судившая о её состоянии только по фотографиям в газетах, была поражена происшедшими изменениями: «Она выглядела как жертва Холокоста: посиневшая кожа, выбеленные волосы, глубоко запавшие глаза, тёмные круги под ними, шрамы и болячки на лице. Она очень похудела и её черная одежда была грязной».
В ближайших планах Нэнси было — заняться карьерой Сида в Нью-Йорке, найти клинику с метадоновой терапией и очиститься. Впрочем, первую неделю они провели в родительском доме в Хантингдон Вэлли, лежа на диване, обкуриваясь и то и дело погружаясь в сон. Несколько концертов для Сида в Max’s Kansas City в сентябре удалось организовать, но героин взял свое: пара всё реже выходила из номера в отеле «Челси», где обосновалась теперь окончательно. После того, как из-за непотушенной сигареты загорелся матрас, Сида и Нэнси перевели в другой номер, 100. Здесь, выключив свет и задернув шторы, они лежали, курили и смотрели телевизор, время от времени принимая друзей (в числе которых был Ди Ди Рамон) и наркодилеров (Рокетс Редглер).
8 октября Нэнси позвонила матери и попросила денег. Присоединился Сид, очень расстроенный и взволнованный, и стал просить $3000, причем немедленно. Услышав сумму, Дебора просто повесила трубку. Таких денег у неё не было. В тот же день Нэнси позвонила снова, чтобы принести извинения и сказать, что очень любит мать и отца. При этом она заметила, что возможно вернется домой, потому что чувствует, что опустилась уже на самое дно. Она попросила Дебору найти для них с Сидом в Пенсильвании детокс-клинику. Уже на следующий день Дебора выполнила просьбу; правда, в клинике её просили перезвонить — 12 октября (она сделала пометку в календаре)[4].
В среду 11 октября Нэнси отправилась за покупками вместе с Сидом и музыкантами-приятелями Стивом Баторсом и Неон-Леоном.[~ 3] В магазине на Таймс-сквер она купила складной нож с пятидюймовым лезвием. Это был подарок для Сида, которому требовалось средство самозащиты: в клинике на Спринг-стрит, где тот уже проходил курс метадоновой терапии, его не раз избивали пациенты-наркоманы[4].
В 21.45 Сид и Нэнси зашли к Неон-Леону и Кэти О’Рурк, снимавшим номер 119. Те вспоминали позже, что Сид находился в подавленном состоянии: повторял, что он уродлив, не умеет играть и не имеет будущего. При этом нож был у него в руках, он то и дело подносил его к своему лицу. Нэнси ходила по комнате и требовала наркоты (англ. Come up with some drugs! Good drugs!). в ответ на стенания Сида она просто посылала его подальше. В какой-то момент она померялась с Сидом мускулами и заявила, что сильнее его: на себе волокла его из ресторана[4].
[править]События 12 октября
Около полуночи Сид и Нэнси вышли из номера 119. Неон-Леон отправился в клуб (он вернулся в отель в 3.30), Кэти нужно было отправляться в Нью-Джерси, где она работала танцовщицей. Пятнадцать минут спустя Сид вернулся в номер 119: принёс золотые диски с просьбой присмотреть за ними и забрал случайно оставленный здесь новый нож[8].
В 2.30 ночи в квартире Рокетса Редглера в Куинз зазвонил телефон. Нэнси просила привезти дилаудид (синтетический морфин D-4s) и иглы. В 3.05 Лиза Гарсия из номера 103 услышала громкий стук в дверь номера Сида и Нэнси и мужской голос, звучавший угрожающе: «Открывай. Открывай. Я не шучу!» (англ. Let me in. Let me in. I'm not playing!)[8].


В 3.15 в отель прибыл Редглер и сказал, что найти наркотик не смог[9]. По его словам, на Нэнси были трусики и майка. Сид в чёрных штанах и свитере обессиленно распростёрся на кровати. Оба уже приняли седативное (туинал), но не отказались от мысли ввести дилаудид внутривенно. Существенно важным было признано впоследствии показание Редглэйра, согласно которому Нэнси показала ему сумочку, набитую 50- и 100-долларовыми купюрами: она говорила, что располагает в наличии $1400, которые будет тратить на наркотики. Редглер взял несколько сотен долларов и обещал принести наркотики позже[8].
В 4. 00 Нэнси позвонила Неон-Леону и попросила принести марихуаны. По её словами, Сид вырубается (crashing out); оба они на туинале. В 4.15 Неон-Леон услышал громкий стуки в дверь где-то вдали по коридору. Затем на пол упало нечто с металлическим звуком; «возможно, нож», — предполагал он впоследствии[8].
В 4.55 Редглэйр вышел из номера 100 и заметил по пути Стива Чинкотти (англ. Steve Cincotti), наркодилера, постоянно поставлявшего Сиду и Нэнси туинал и метаквалон; тот входил в лифт в фойе. Чинкотии позже утверждал на допросе, что лишь принес тиунал и сразу же ушел.
В 5.00 поступила жалоба из номера 228 на шум в номере этажом ниже. Клерк за стойкой направил на место происшествия портера по имени Кенни. В коридоре бродил в невменяемом состоянии Сид. Увидев Кенни, он произнёс несколько оскорблений (расового характера) и набросился на того с кулаками. Кенни дал нападавшему сдачи; уже сидя на полу, Сид спросил: «Разве так можно поступать с пьяными?» В 5.15 Кенни вернулся в фойе[8].
В 7.30 Вера Мендельсон из номера 102 проснулась от женских стонов, доносившихся из номера 100. «Она была явно одна. Рядом никого не было, она никого не звала по имени, просто стонала», — позже говорила она. Напуганная Мендельсон решила не узнавать, в чем дело, и вскоре заснула.
В 9.30 клерку за стойкой Херману Рамосу позвонил неизвестный мужчина и сообщил: «Что-то случилось в номере 100» (англ. There's trouble in room 100). Личность звонившего установлена не была: известно только, что он звонил не из отеля. Через несколько секунд после того, как Рамос направил в номер портера по имени Чарли, из номера 100 позвонил Сид: «Тут человеку плохо, нужна помощь»[8].
Войдя в номер, портер Чарли увидел Нэнси: она лежала под раковиной в ванной комнате; на ней было лишь чёрное нижнее белье, всё в крови. Кровь была и на кровати. Рамос вызвал скорую, которая прибыла вскоре после появления полиции — где-то в 10:45. В 10.30 постояльцы номера 105 видели Сида в холле: он направлялся к себе в номер. Если верить полицейскому протоколу, Сид, проснувшись, направился в клинику за метадоном. Он видел лежавшую в ванной Нэнси, но утверждал, что не заметил крови и поэтому не понял, что она мертва. Кровь, по его словам, он увидел, лишь когда вернулся[8].
Начиная с 11 часов полиция начала обыскивать номер. Были обнаружены в большом количестве наркотики и шприцы, а также окровавленный нож, купленный накануне. Но в номере не было денег, о которых рассказывал Рокетс Редглер. Полиция нашла Сида в коридоре; он плакал, явно находясь под сильным воздействием наркотических средств. Вера Мендельсон, услышав шум, вышла из комнаты в коридор. Она увидела Вишеса, окружённого полицейскими. «Его лицо выглядело избитым», — позже утверждала она (если верить Soho Daily News)[10].
Он плакал и повторял: «Бэби, бэби, бэби…» Увидев Мендельсон, он обратился к ней: «Я убил её. Я не могу жить без неё…» Женщина, по её словам, была так потрясена, что не запомнила точно фразу, которую он произнёс затем: «Она упала на нож…» (англ. She fell on the knife), либо — «Должно быть, она упала на нож» (англ. She must have fallen on the knife).
На вопрос полицейского, почему он оставил Нэнси в ванной и отправился за метадоном, Сид пробормотал лишь: «О, я скотина» (англ. Oh, I'm a dog). Сида увезли в участок на 51-й улице в наручниках; здесь он сделал признательное заявление и вечером ему было предъявлено обвинение в убийстве второй степени[10]. В 14.20 тело Нэнси в зелёном мешке вывезли из Отеля «Челси», а на следующий день было опознано прибывшим для этой цели в Нью-Йорк Фрэнком Спандженом[8].
[править]Похороны
Нэнси Спанджен была похоронена в воскресенье 15 октября на кладбище Царя Давида (King David Cemetery) в Бенсалеме, штат Пенсильвания. Друзей попросили не приносить цветов, а вместо этого сделать взносы в местный реабилитационный центр для наркоманов, где незадолго до этого родителями погибшей был учрежден Фонд Нэнси Спанджен. Её похоронили в зелёном выпускном платье, перекрасив волосы в натуральный цвет[4].
В речи, которую произнес над гробом раввин, были такие слова:
С момента своего рождения Нэнси была особой, одарённой и — несчастной девочкой. Несмотря на то, что родители окружили её любовью и заботой, она страдала от внутренних мук и терзаний. Она обратилась к наркотикам не ради чувственных ощущений, а чтобы избавиться от боли, которая истязала её. Она хорошо понимала, что с ней происходит, но не несла ответственности за свои действия. Она жила ради одного часа, ради одного дня и так — очень много жизни вместила в прожитые годы… Она видела, слышала и ощущала то, что не дано было другим. Она была — иной.
Оригинальный текст (англ.) [показать]

Под именем Нэнси на надгробии текст на иврите гласил: «Чайа Лия, дочь Эфраима Аарона» (англ. Chaya Lea, daughter of Ephraim Aharon, — иудейские имена Нэнси и Фрэнка)[4].
[править]Версии происшедшего

Этот раздел не завершён.
Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
Некоторое время спустя Сид Вишес был выпущен из тюрьмы Райкерс под залог в 50 тысяч долларов[11]. 22 октября, по-прежнему в состоянии глубокого потрясения от смерти возлюбленной, он попытался покончить с собой, приняв смертельную дозу метадона, а 28 октября повторил попытку, вскрыв себе вены. Как утверждал журналист и писатель Малкольм Батт, Сид повторял при этом: «Я хочу воссоединиться с ней. Я не исполнил свою часть договора»[12]. Это — наряду с заявлениями Нэнси Спанджен (сделанными за полтора месяца до смерти) о том, что она не хотела бы дожить до 21 года и намерена «уйти <из жизни> во вспышке славы»[1] — многими было истолковано как признание в неудавшемся обоюдном самоубийстве[13]. Выписавшись из больницы, Сид ввязался в драку, вновь получил срок (55 дней), а 1 февраля, выйдя под залог, принял смертельную дозу героина и на следующее утро был найден мёртвым[11].
Выдвигались многочисленные альтернативные версии трагедии, случившейся в отеле «Челси» 12 октября. В числе подозреваемых назывался, в частности, наркодилер Рокетс Редглер, доставивший Нэнси в ночь её гибели 40 капсул гидроморфона. Редглер, отрицавший свою вину, указывал на то, что видел в ту ночь в гостинице другого дилера, Стива Чинкотии, который почти наверняка мог зайти в номер 100. Как бы то ни было, вскоре после смерти Вишеса дело было закрыто; вопрос о том, кто убил Нэнси Спанджен, навсегда остался без ответа.
[править]После смерти
Большинство музыкантов, знавших Нэнси Спанджен, отзывались о ней негативно (исключение составили Джерри Нолан[5] и Игги Поп[2]; впрочем, последний был знаком с ней лишь интимно). Крайне резко отзывались о ней Малкольм Макларен и Джон Лайдон, менеджер и вокалист The Sex Pistols соответственно. Не менее определённым было отношение к ней американских музыкантов. Чита Кром (Dead Boys) со смехом замечал, что, если бы Сид не опередил его, он убил бы Нэнси собственноручно. «Сказать по правде, я ничуть не удивилась бы, если <Сид> или кто-то ещё захотел бы её прикончить. Она была такая мерзкая! — а когда начиналось это её невыносимое нытьё — выдержать такое никакому человеческому мозгу было не под силу»[7], — признавалась Крисси Хайнд. Марко Пиррони, называя Нэнси «самым отвратительным человеческим существом», когда-либо ему встречавшимся, добавлял: «Не знаю, заслуживала ли она, чтобы её прирезали. <Могу сказать только, что> рад, что её прирезали, мы все над этим от души посмеялись…» Джейн (Уэйн) Каунти, оставившая о Нэнси Спанджен относительно сдержанный отзыв, замечал(а): «Никто не любил её в Нью-Йорке и все возненавидели её в Лондоне за то, как она прицепилась к Сиду. Конечно, в ней было что-то детское, вызывавшее жалость, но сразу было ясно, что она — ходячая неприятность, которой следует избегать всеми силами»[7].
Истории гибели Нэнси Спанджен сопутствовало и множество публикаций в бульварной прессе, усугублявших общее негативное представление о личности погибшей. В биографической книге «And I Don’t Want to Live This Life» Дебора Спанджен писала:
Все мы, и друзья и родственники, были в ужасе от той вульгарности, с какой Нэнси унижали в прессе. Для них всех она была Тошнотворной Нэнси, какой-то богатой шлюхой-наркоманкой, изголодавшейся по удовольствиям. Они ничего не знали о её проблемах. И их это не интересовало.
Дебора Спанджен, «And I Don’t Want to Live This Life»
Фрэнк Спанджен предложил выступить в прессе с изложением собственной версии случившегося, в попытке (по словам его жены) «хоть что-то противопоставить всей этой написанной о ней лжи. Он считал, это было важно, чтобы восстановить достоинство Нэнси. Или хотя бы попытаться»[1]. Через друзей семья вышла на корреспондентку Philadelphia Bulletin, которая пришла в дом к Спандженам в субботу и согласилась их выслушать, пообещав оставить в стороне всё, что касалось личности Сида, панк-рока и обстоятельств убийства. В воскресенье утром, в день похорон, вышла статья, в которой члены семьи покойной рассказали о проблемах, преследовавших её с раннего детства. «Нам понравилась статья, которая вышла в Bulletin на следующее утро того дня, когда хоронили Нэнси. И хотя этот наш рассказ ничуть не изменил общественное мнение…, мы рады, что сделали это»[1], — писала Дебора Спанджен в автобиографии.
По прошествии многих лет (и во многом благодаря фильму Алекса Кокса «Сид и Нэнси»), интерес к фигуре Спанджен стал расти. Появились (прежде всего, в феминистских кругах) авторы, утверждавшие, что своей репутацией она обязана исключительно господствующему на рок-сцене и вокруг неё секс-шовинизму. «Как и трагическая героиня „Оливера“ Нэнси Спанджен жила и погибла во имя своего мужчины. Но в отличие от диккенсовской жертвенной фигуры, Нэнси Спанджен после её гибели были уготованы лишь оскобрления»[5], — замечала в своем эссе Нина Антония. Она утверждала, что именно Нэнси придала смысл жизни Сида, который жаждал любви, но не находил её; практически заменила ему мать, которой он был лишён[5].
В конечном итоге общественное мнение о Нэнси Спанджен осталось радикально разделённым. Одним считают её ловкой и расчётливой интриганкой, «тошнотворной Нэнси», которая довела Сида Вишеса до смерти. Другие видят в ней 19-летнюю девушку с трудной судьбой, влюбившуюся в такого же, как она, ущербного и несчастного человека. «Как и бывает обычно в таких случаях, истина лежит где-то посередине», — замечает автор биографии Нэнси Спанджен на портале Punk77[14].
[править]Примечания

Комментарии
↑ Нэнси до конца своих дней не забыла этого суточного заточения; она упоминала о нем во время последнего разговора с матерью, в последнее воскресенье своей жизни.
↑ Это означало, что с этих пор штат Пенсильвания брал на себя половину расходов на содержание девочки в школе; фонд Devereux помогал только детям с физическим поражением мозга.
↑ Neon Leon; Леон «Неон» Уэбстер; темнокожий панк-рок-исполнитель; не имеет отношения к боксёру, также известному как Neon Leon

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра